– Вы убедились, господа мои? Странно, что не заметилираньше столь очевидного сходства…

– Это так неожиданно… – произнес старший бальи.

– Да уж, я думаю, – сказал д’Артаньян, возвращаяськ столу и бесцеремонно усаживаясь в одно из кресел. – Вы тоже можетесесть, господа, давайте без церемоний… Как вы, должно быть, прекраснопонимаете, я – незаконный сын. Истина требует уточнить, что подобных сыновей умоего великого отца было, как вам, должно быть, известно, превеликое множество…но разве это, черт побери, что-либо меняет? Коли в моих жилах течет та же кровьвеликого короля, что и у раззаконнейших сыновей! Не законный, но родной!Батюшка меня любил по-настоящему, я помню его ласковые руки и орлиный взор…

– Значит, вы изволите быть протестантом? – осторожноспросил старший бальи, уже совершенно переменившись в лице, – он явно непредставлял себе, как держаться со столь неожиданным визитером и что в такомслучае следует предпринять.

– Ну конечно, я же говорил, – сказал д’Артаньянуверенно. – Я вырос в… в Лимузене, в старинной и знатной гугенотскойсемье, мы, бывало, за стол не садились, не оплевав предварительно портретримского папы…

Зарываться, конечно, не следовало – в глазах обоих егопленителей еще присутствовало некоторое сомнение. Эти двое – не четапростодушному трактирщику из Менга, полиция везде одинакова, и глупцы тампопадаются крайне редко. Что бы придумать такое, чтобы уж совершенно поразитьих воображение? Ага!

– Во время своих путешествий я частенько встречался ссамозванцами самого разного пошиба, господа, – признался ондоверительно. – И вынес одно твердое убеждение: всякий раз они сводилидело к тому, что вымогали деньги у городских властей. Позвольте вас заверить,что у меня нет и не было подобных намерений – по которым сразу и изобличаютсамозванцев. Наоборот, я прибыл сюда, чтобы устроить одно очень серьезноепредприятие, о сути которого позвольте уж пока умолчать… но одно могу вамсказать: Нидерланды от этого только разбогатеют. Не желаете ли убедиться?

Он с самым небрежным видом вытянул из кармана тяжеленныйкошелек, полученный от Винтера, чье содержимое пока что сохранялось в целости,развязал тесемочки и наклонил замшевый мешок над столешницей.

Золотой поток хлынул на нее, издавая самый приятный на светезвон. Двойные испанские пистоли громоздились на потемневшей доске столаживописно и крайне внушительно. Пара монет сорвалась со стола, покатилась пополу. Краем глаза д’Артаньян подметил, что младший бальи проворненько придавилих подошвой сапога – и тут же уставился в потолок с наивно-безразличным видом,словно и не было у него под ногой золотых кругляшей. Старший этого не заметил –он таращился выпученными глазами на груду золота с тоскливо-жадным выражениемголодного кота, отделенного от миски с густыми сливками толстым непреодолимымстеклом…

– А вы говорите – испанский шпион… – сказалд’Артаньян прямо-таки покровительственно. – Ну посудите сами: какой шпион,даже самый важный, будет располагать такими суммами? Позвольте васотблагодарить за гостеприимство и доброе отношение, любезный господин бальи.Пожалуй, мой венценосный родитель вел бы себя на моем месте вот так…

И с этими словами он небрежно зачерпнул золото горстью,сколько в руку влезло (но помня о том, что эти деньги предназначались отцу нарасширение хозяйства, постарался все же особо не увлекаться), и свеличественным видом, присущим царственным особам, протянул руку через стол.

Старший бальи повел себя молодцом – без малейших колебаний,отнекиваний и ложной скромности он вытянул сложенные ковшиком ладони, принялзолото и уставился на него, едва ли не облизываясь. Подчиненный завистливовзирал на него – но с этим д’Артаньян вовсе не собирался делиться, хватит снего и того, что ногой прикрыл.

С самым недвусмысленным видом показывая, что его щедрость небезгранична, он собрал золото в кошелек, тщательно завязал его и отправил вкарман. Сказал доверительно:

– Вы знаете, господа, меня форменным образом преследуетодин иезуит, переодетый простым слугой, строит всякие козни, пытается погубить…Типичная иезуитская рожа: бледная, вытянутая, словно хлебнул полведра уксуса,вид постный и весь какой-то ханжеский, словно его уже записали в святые…

– Он мне сразу показался подозрительным! – выпалилмладший бальи. – В самом деле, вылитый иезуит…

Начальник метнул в его сторону предостерегающий взгляд и,покачивая ладонями с позванивавшим в них золотом, льстиво улыбнулсяд’Артаньяну:

– В самом деле, сдается мне, что произошло досадноенедоразумение, простите великодушно, ваша милость.

"Точно, – подумал д’Артаньян. – У них ничегобольше нет, кроме нашептываний скотины Гримо, донесшего на мнимого испанскогошпиона. Атос и его слуга здесь, конечно же, неофициальным образом, они сами нерасполагают крепкой заручкой в этом городе… А впрочем, сам Атос вряд ли пошелбы на такой подлый ход, надо отдать ему должное, он известен как человек,всегда следующий правилам чести. Это Гримо постарался…"

Старший бальи медоточивым голосом продолжал:

– Я рад слышать, что вы намерены пополнитьнидерландскую казну. Вот только это чересчур уж растяжимое понятие –нидерландская казна, обезличенное, что ли… Здесь, в славном городе Зюдердаме,тоже есть городская казна, и она, признаюсь, не особенно полна… Налогисобираются неаккуратно, расходы превышают воображение, торговля захирела, амореплавание не приносит прежнего дохода…

"Положительно, ему мало, – моментально догадалсяд’Артаньян. – Не очень уж и тонко намекает…"